Снегов Сергей Александрович, физик, философ, писатель-фантаст (настоящее имя – Сергей Александрович Козерюк, позже по паспорту – Сергей Иосифович Штейн), родился в Одессе 23 июня 1910 года, но в метрике ошибочно записали 23 июля (5 августа по новому стилю). Его отец Козырюк Александр Исидорович, полугрек-полунемец, большевик-подпольщик, а в 20-е годы – заместитель начальника Ростовского ЧК, оставил семью, когда будущий писатель был еще маленьким. Его мать, Зинаида Сергеевна, вторично вышла замуж за одесского журналиста Иосифа Штейна, который сыграл в судьбе Сережи огромную роль. Именно он настоял на том, чтобы мальчик, в свое время исключенный из второго класса гимназии, в 12 лет стал шестиклассником рабочей школы. Однако время и судьба подкинули юному одесситу поразительные выверты: школа надоела, и, выкрав документы, он поступает в одесский физхим на физический факультет. Но физика соседствует в его сердце с философией, его теоретические работы привлекают к себе внимание, и в 21 год специальным приказом наркома просвещения Украины, продолжая учиться на физфаке, он назначается на должность доцента кафедры философии. Перед ним открываются блестящие перспективы, но... При проверке в его лекциях обнаружено отступление от норм марксизма-ленинизма.

Философию приходится оставить. Остается физика. Будущий писатель переехал в Ленинград, работал инженером на заводе «Пирометр». Но в 1936 году его арестовывали и отправили в Москву. Готовилось новое большое дело: три друга, три молодых и очень перспективных ученых, дети видных и разных родителей (революционер с дореволюционным стажем, известный меньшевик, соратник Дана, и один из лидеров партии правых эсеров) соединились для того, чтобы разрушить власть, которая дала им путевкув в жизнь. Один из обвиняемых сломался, впоследствии сошел с ума и умер в лагерях. С другим будущий писатель был почти не знаком. И, возможно, всех троих спасло то, что Сергей Снегов так и прошел отказником, не наговорил на себя, хотя – редчайший случай – провел в камерах Лубянки 9 месяцев. Но так или иначе, открытого процесса не получилось. И в 1937 году, получив по решению Высшей Военной Коллегии Верховного Суда СССР (прокурор – Вышинский, судья – Никитченко, будущий главный советский судья на Нюрнбергском процессе) 10 лет лагерей, Снегов отправился по кругам ада: Бутырки, Лефортово, Соловки, Норильск... О своем детстве и молодости он рассказал в автобиографических произведениях, многие из которых до сих пор не напечатаны.

В 1952 году в Норильске он знакомится со своей второй женой, приехавшей в Заполярье с мужем, военным финансистом, которого, впрочем, она оставила вскоре после приезда. За связь с ссыльным молодую девушку (она младше Снегова на 17 лет) исключили из комсомола, выгнали с работы, в управлении НКВД ей предлагали отдельное жилье, которого офицеры ждали по нескольку лет, только для того, чтобы заставить ее уйти от человека, которого она полюбила. Но Галя стояла насмерть. Между тем в Норильске происходила чистка: после уже подготовленного процесса врачей-убийц город собирался принять евреев, высланных из столиц. Чтобы очистить место, ссыльных, заведя новое дело, либо расстреливали, либо давали новые сроки и готовили к отправке в лагеря на побережье Ледовитого океана и на острова в Белом море, что фактически тоже являлось казнью, только медленной. Снегова должны были отправить на Белое море. Узнав об этом, Галя настояла на официальном браке, хотя в той ситуации это было равнозначно смертному приговору, поскольку она автоматически становилась членом семьи врага народа. Однако через три месяца после их росписи умирает Сталин...

Примерно в это время стало ясно, что из трех дорог, которые открывались перед разносторонне одаренным юношей, осталась только одна – писательская. Дело в том, что одну из его научных работ, посвященную процессу производства тяжелой воды, главный инженер Норильского металлургического комбината Логинов увез в Москву, и она попала на стол Мамулову, заместителю Берии, курировавшему ГУЛАГ. Интерес врага народа к запретной теме вызвал у бдительного чекиста подозрение, что все это делается для того, чтобы передать секреты Советского Союза Трумэну. И, вернувшись из командировки, главный инженер вызвал к себе писателя, запер дверь кабинета и сказал: «Пей, сколько влезет, баб люби, сколько сможешь, но науку оставь. Пусть они о тебе забудут. Я сам скажу, когда можно будет вернуться». И он сказал, только разрешение это запоздало – к тому времени дальнейшая дорога была определена: литература.

Но и литературная судьба Снегова не была гладкой. Если даже в силу обстоятельств он не всегда мог говорить правду (в его семье было уже двое маленьких детей), то он и никогда не лгал. Если можно было молчать, он молчал, когда молчать было нельзя, он говорил правду. Его вызывали в обком и Комитет государственной безопасности, предлагая подписать письма, осуждающие Пастернака и Даниэля и Синявского – он отказался. К тому же в одной из его первых повестей «Иди до конца» есть сцена, где герой слушает «Страсти по Матфею» Баха и размышляет о Христе. Профессор Боннского университета Барбара Боде в своем ежегодном обзоре советской литературы, среди других авторов разбирая и Снегова, имея в виду эту сцену, заявила, что русские реабилитируют Христа. Литературка ответила «подвалом» «Проверь оружие, боец». На очередную реплику Боде эта же газета разразилась разгромной статьей «Опекунша из ФРГ». Снегов попал в «черные» списки. Его перестали печатать. Не от хорошей жизни писатель, по-прежнему не желающий лгать, ушел в фантастику. Его первый роман «Люди как боги» отвергли подряд четыре издательства. И все же именно фантастика, переведенная впоследствии на десять, если не больше, языков, принесла писателю известность, далеко выходящую за пределы его страны.

Первые публикации Снегова относятся к концу 1950-х, а его первая научно-фантастическая публикация – повесть «Тридцать два обличья профессора Крена» (1964).

Одно из самых известных произведений Снегова – выполненная в духе «космической оперы» эпическая трилогия о далёком будущем «Люди как боги»: «Галактическая разведка» (1966), «Вторжение в Персей» (1968), «Кольцо обратного времени» (1977). Эта трилогия, хотя и вызвавшая споры, считается одним из самых масштабных и значительных утопических произведений в советской фантастике 1960–1970-х годов. Сам автор считал это произведение «мягкой» пародией одновременно на «космическую оперу» и на библейские тексты.

Менее известны другие фантастические произведения Снегова – например, «фантастические детективы» о братьях Рое и Генрихе («Посол без верительных грамот» и др.).

Среди нефантастических произведений Снегова – повести о советских физиках-ядерщиках «Прометей раскованный» и «Творцы», автобиографические рассказы и воспоминания о жизни в Норильске и о лагерных годах («В середине века» и др.).

Последний фантастический роман Снегова «Диктатор», который вышел после смерти писателя, больше внимания уделяет не научно-техническим, а социально-политическим проблемам. Хотя действие происходит на вымышленной планете, в романе без труда угадываются аналогии с русской историей XX века.

В 2007 году издательство «Терра Балтика» (Калининград, где жил писатель) опубликовало двухтомный роман-воспоминание Снегова «Книга бытия». В этой книге Снегов не только воссоздаёт основные события своей жизни (вплоть до ареста в 1936 году), но и размышляет об эпохе, обобщая примечательные факты как своей жизни, так и жизни людей, которых он знал. По некоторым оценкам, именно это масштабное произведение (законченное в 1994 году) стало главной удачей писателя.

См.: https://fantlab.ru/autor333

Николай Александрович Тройницкий (1842–1913) – русский государственный деятель и статистик, действительный тайный советник, рязанский и вятский губернатор, сенатор.

Родился 23 июля (4 августа) в Одессе. Потомственный дворянин, сын русского статистика Александра Григорьевича Тройницкого и Веры Ильиничны урождённой Булацель (1817–1893). Образование получил в Александровском (ранее – Царскосельском) лицее (1862). Государственную службу начал во 2-м отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии. В 1865 году был причислен к Министерству внутренних дел и командирован в Санкт-Петербургское губернское правление. В 1866 году назначен советником Самарского губернского правления и в конце августа того же года был пожалован в звание камер-юнкера Высочайшего Двора.

В 1869–1876 годах он был Ярославским вице-губернатором. В 1876–1882 годах был Вятским губернатором. На этом посту он организовал и развил различные общеполезные учреждения, принимал живейшее участие в деятельности Красного Креста. Он организовал и развил значительно разные общеполезные учреждения, принимал живейшее участие в деятельности Красного Креста во время русско-турецкой войны, при нём учреждена община сестер милосердия, которая выслала во время Босне-Герцеговинского восстания, на место военных действий 2-х сестер, оказавших там большую помощь, заведуя отдельным лазаретом самостоятельно, без врача, затем им же организован и выслан на театр военных действий, первый в России полный лазарет на 200 кроватей, развитый в последствий до 300 кроватей, причем означенный лагерь нередко вмещал в себе гораздо более больных и раненых. Деятельность Тройницкого по Красному Кресту была оценена Высочайшей наградой и знаком Красного Креста. При его непосредственном участии в Вятке возведен отдел общества спасения на водах, при нём к детскому приюту пристроена домовая церковь. С 1882 года Тройницкий – почётный гражданин Вятки. В 1882 году Тройницкий был переведён на должность Рязанского губернатора, но здесь он пробыл недолго.

3 ноября 1883 года был назначен директором Центрального статистического комитета Министерства внутренних дел. 1 января 1885 года произведён в тайные советники. В 1886 году был назначен в особый комитет рассматривавший предложение Н. Н. Миклухо-Маклая об организации на одном из островов Тихого океана русской колонии.

В 1885 году по Высочайшему повелению, как представитель русского Правительства, он участвовал на Лондонском юбилее статистического общества, в выработке устава и организации Международного статистического института. Позже, откомандировывался на заседания института: в 1887 году – в Рим, а в 1889 году – в Париж, затем – в Вену, Берн, Христианию, Будапешт, Копенгаген и Берлин; организовал приём сессии института в Санкт-Петербурге.

В 1888 году удостоен благодарности за труд «Статистика слепых в России. 1886 г.», в 1890 году – за «Сборник сведений по России», в 1891 году – за труды по составлению путеводителя «От Владивостока до Уральска».

В 1891 году Тройницкий был командирован в Казанскую и Вятскую губернии для выяснения положения с продовольствием, сложившегося вследствие неурожая в значительной части России.

С 1897 года – председатель Статистического совета при Министерстве внутренних дел. Принимал участие в подготовке и проведении в 1897 году Первой всеобщей переписи населения России. Под его руководством проводилась разработка её итогов, которые были опубликованы в 1897–1905 годах.

С 1897 года по избранию стал вице-президентом Международного статистического института.

1 января 1904 года назначен сенатором. В 1905 году был произведен в действительные тайные советники.

Скончался 10 (23) ноября 1913 года. Похоронен на Волковом кладбище в Санкт-Петербурге.

Святослав Теофилович Рихтер. Родился 7 (20) марта 1915 года в Житомире – умер 1 августа 1997 года в Москве. Советский и российский пианист-виртуоз, композитор, актер. Герой Социалистического Труда (1975). Народный артист СССР (1961). Лауреат Сталинской (1950), Ленинской (1961), Государственной премий РСФСР им. М. Глинки (1987), Государственной премии Российской Федерации (1996). Святослав Рихтер родился 7 (20 по новому стилю) марта 1915 года в Житомире. Имел немецкие корни. Отец – Теофил Данилович Рихтер (1872-1941), пианист, органист, композитор, преподаватель Одесской консерватории и органист городской кирхи. Мать – Анна Павловна Москалёва (1892-1963), из русских дворян немецкого происхождения (по матери фон Рейнке). Во время Гражданской войны семья была разъединена, Святослав жил в семье тётки Тамары Павловны, от которой унаследовал любовь к живописи, ставшей первым его творческим увлечением. В 1916 году семья переехала в Одессу, где начал учиться игре на фортепиано и композиции. Пианист вспоминал, что в детстве и в юношеские годы огромное влияние на него оказал отец, который был его первым учителем. Первым произведением, которое он начал играть, был ноктюрн Шопена. Также в юности он написал несколько театральных пьес, интересовался оперным театром и вынашивал планы стать дирижёром.

С 1930 по 1932 год работал пианистом-концертмейстером в одесском Доме моряка, затем – в Одесской филармонии. Первый сольный концерт, составленный из сочинений Шопена, состоялся в 1934 году, вскоре он получил место концертмейстера в Одесском оперном театре. В 1937 году поступил в Московскую консерваторию в класс фортепиано Г. Нейгауза, однако уже осенью был из неё отчислен (после отказа изучать общеобразовательные предметы) и уехал обратно в Одессу. Вскоре, тем не менее, по настоянию Г. Нейгауза, вернулся в Москву и восстановился в консерватории, диплом получил лишь в 1947 году. Московский дебют пианиста состоялся 26 ноября 1940 года, когда в Малом зале консерватории он исполнил Шестую сонату С. Прокофьева – впервые после автора. Ещё через месяц в первый раз выступил с оркестром, стал солистом Московской филармонии.

Сильным ударом для Рихтера стал расстрел отца и предательство матери. Его отец, органист Одесского оперного театра, был арестован по ст. 54-1а УК УССР (измена родине) и расстрелян за 10 дней до начала оккупации Одессы. О гибели отца Рихтер узнал только после освобождения Одессы в 1944 году. Тогда же он узнал о том, что виновницей его расстрела была мать, которую он очень любил. Как оказалось, у матери был роман с неким Кондратьевым. И когда отцу в начале войны предложили эвакуироваться, она отказалась - потому что Кондратьев уехать в эвакуацию не мог. Не стал ехать и отец Рихтера. И немца Рихтера обвинили в том, что он якобы ждал фашистов. После расстрела Теофила Даниловича Кондратьев женился на матери Рихтера Анне Павловне, взял ее фамилию и когда оккупанты уходили из Одессы, они ушли вместе с ними и переселились в Германию. Сам пианист в течение многих лет считал мать погибшей. Лишь в 1960 году Святослав Рихтер впервые после долгой разлуки встретился с матерью. После этого он несколько раз приезжал к ней и даже однажды потратил все заработанные на гастролях деньги на ее лечение, когда она заболела (отказавшись сдать гонорар государству, что вызвало большой скандал). Но предательства ей он так и не простил. Сам Рихтер с началом войны остался в Москве. Во время войны вёл активную концертную деятельность, выступал в Москве, гастролировал по другим городам СССР, играл в блокадном Ленинграде. В исполнении пианиста впервые прозвучал ряд новых сочинений, в том числе Седьмая фортепианная соната С. Прокофьева.

Известно, что большим другом и наставником пианиста была А. И. Трояновская, в её доме в Скатертном переулке он занимался на знаменитом рояле Н. К. Метнера. С 1943 года выступал с певицей Ниной Дорлиак, ставшей впоследствии его женой. Рихтер и Дорлиак часто вместе выступали в концертах. После войны получил широкую известность, победив на Третьем Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей (первая премия была поделена между ним и В. Мержановым), и стал одним из ведущих советских пианистов. Его концерты в СССР и странах Восточного блока пользовались большой популярностью, однако выступать на Западе ему в течение многих лет не разрешалось. Это было обусловлено тем, что он поддерживал дружеские отношения с опальными деятелями культуры, среди которых были Б. Пастернак и С. Прокофьев. В годы негласного запрета на исполнение музыки композитора пианист часто играл его произведения, а в 1952 году в первый и единственный раз в своей жизни выступил в качестве дирижёра, проведя премьеру Симфонии-концерта для виолончели с оркестром (солировал М. Ростропович). Девятая соната С. Прокофьева посвящена пианисту и впервые им исполнена. Настоящей сенсацией стали его концерты в Нью-Йорке и других городах Америки в 1960 году, за которыми последовали многочисленные записи, многие из которых до сих пор считаются эталонными. В том же году музыканту присуждается премия «Грэмми» (он стал первым советским исполнителем, удостоенным этой награды) за исполнение Второго фортепианного концерта И. Брамса. В 1952 году исполнил роль Ференца Листа в фильме Григория Александрова «Композитор Глинка».

В 1960-1980 годах продолжил активную концертную деятельность, давая более семидесяти концертов в год. Много гастролировал по разным странам, предпочитая играть в камерных помещениях, а не в больших концертных залах. В студии пианист записывался сравнительно мало, однако сохранилось большое количество «живых» записей с концертов. Необычайно широкий репертуар пианиста охватывал сочинения от музыки барокко до композиторов XX века, нередко исполнял целые циклы произведений, как например «Хорошо темперированный клавир» И. С. Баха. Заметное место в его творчестве занимали сочинения Й. Гайдна, Ф. Шуберта, Ф. Шопена, Р. Шумана, Ф. Листа и С. Прокофьева. Исполнение Рихтера отличалось техническим совершенством, глубоко индивидуальным подходом к произведению, чувством времени и стиля. Он стал одним из крупнейших пианистов XX века, чья виртуозная техника сочеталась с огромным репертуаром и глубиной интерпретаций.

Святослав Рихтер – основоположник ряда музыкальных фестивалей, в том числе ежегодного летнего Фестиваля «Музыкальные празднества в Турени» (проводятся с 1964 года в помещении средневекового амбара в Меле близ Тура, Франция), знаменитых «Декабрьских вечеров» в Музее имени А. Пушкина (с 1981 года), в рамках которых выступал с ведущими музыкантами современности, в числе которых – скрипач О. Каган, альтист Ю. Башмет, виолончелисты М. Ростропович и Н. Гутман, а также музыкальный фестиваль в Тарусе (проводится с 1993 года). В отличие от многих своих современников, никогда не занимался преподаванием. В последние годы жизни из-за болезней часто отменял концерты, но продолжал выступать. Во время исполнения по его требованию на сцене была полная темнота, и лишь ноты, стоящие на пюпитре фортепиано, освещались лампой. По мнению пианиста, это давало публике возможность сконцентрироваться на музыке, не отвлекаясь на второстепенные моменты.

В последние годы жил в Париже, а незадолго до кончины – 6 июля 1997 года возвратился в Россию. Последний концерт пианиста состоялся в 1995 году в Любеке. Имел большую коллекцию картин, которую Святослав Теофилович передал в Пушкинский музей. Святослав Рихтер скончался 1 августа 1997 года в Центральной клинической больнице от сердечного приступа. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

См.: https://stuki-druki.com/authors/Rihter-Svyatoslav.php

Давид Ойстрах, Дмитрий Шостакович, Святослав Рихтер. Малый зал филармонии. Ленинград

Памяти Норы Абрамовны Райхштейн...

Родилась 1 августа 1926 года в Одессе. Театральный режиссер. Заслуженный деятель искусств РСФСР (20.08.1984).

Окончила ГИТИС в 1951 году (ученица М. О. Кнебель).

В 1953-1989 годах – режиссёр Ленинградского театра им. Ленсовета. Играла в спектаклях «Человек и джентльмен» (Флора) и «Кошка на раскалённой крыше» (Ма).

С 1989 года – в Академическом театре драмы им. А. С. Пушкина.

Автор книги воспоминаний «Осколки памяти», С.-Петербург, 2001.

В 1970-е осуществила на Ленинградском телевидении постановку спектаклей: «Капитальный ремонт» Л. С. Соболева, «Глубокая разведка» А. А. Крона, «Чудесная башмачница» Ф. Гарсиа Лорки, «Пансионат на Страндвеген» Е. Эдигея, «Жаворонок», «Особое подразделение», «Не всё коту масленица».

Нора Абрамовна Райхштейн через всю свою творческую жизнь несла безграничную любовь к актерам, заветы высокого мастерства и профессионализма, которыми всегда был жив отечественный театр.

Ей пришлось работать с такими выдающимися режиссерами, как Н. П. Акимов и И. П. Владимиров, быть их ближайшим помощником и соратником. Десятки спектаклей, созданных при участии Норы Абрамовны, вошли в «золотой фонд» нашего театрального искусства. Целая плеяда выдающихся артистов петербургской сцены сотрудничала с Н. А. Райхштейн. На сцене театра им. Ленсовета, в Театре миниатюр п/р А. И. Райкина, в Малом драматическом театре («Золушка» Е. Шварца), в Молодёжном театре («Там, где шиповник рос аленький»), на многих других сценах города и на телевидении ею были поставлены спектакли, надолго запомнившиеся и полюбившиеся зрителям. Но особую зрительскую признательность Нора Абрамовна снискала у петербуржцев разных поколений своими добрыми и мудрыми спектаклями для детей. За создание спектаклей для детей на петербургской сцене была удостоена многих наград на творческих конкурсах и фестивалях.

Скончалась 22 мая 2013 года в Санкт-Петербурге.

См.: https://www.kino-teatr.ru/teatr/activist/237580/bio/

29 июля 1908 года впервые в Одессе легендарный Сергей Уточкин поднялся на воздушном шаре на высоту 1200 м!.. (по другим данным – 2 октября 2007 г., но какая разница?).

Серге́й Иса́евич У́точкин (30 июня 1876 [12 июля 1876], Одесса – 31 декабря 1915 [13 января 1916], Петроград) – один из первых русских авиаторов и лётчиков-испытателей; многосторонний и талантливый спортсмен – фехтовальщик, пловец, яхтсмен, боксер, футболист, вело-, мото- и автогонщик начала XX века. Велики заслуги Уточкина в популяризации авиации в России в 1910–1914 годы. Он совершил десятки демонстрационных полётов во многих городах Российской империи. Его полёты наблюдали будущие известные лётчики и авиаконструкторы: В. Я. Климов и С. В. Ильюшин (в Москве), Н. Н. Поликарпов (в Орле), А. А. Микулин и И. И. Сикорский (в Киеве), С. П. Королёв (в Нежине), П. О. Сухой (в Гомеле), П. Н. Нестеров (в Тбилиси), и др. «Из многих виденных мною людей он самая яркая по оригинальности и по духу фигура», – написал о нём редактор «Одесских новостей», писатель А. И. Куприн.

Родился 12 июля (30 июня по старому стилю) 1876 года в Одессе, по адресу переулок Успенский дом 23. В церковной книге Успенской церкви Херсонской духовной консистории в Одессе сделана запись: «У одесского 2-й гильдии купца Исая Кузьмича сына Уточкина и его законной жены Аустиньи Стефановны, оба православные, родился сын Сергей».

Отец принадлежал ко 2-й купеческой гильдии, был успешным строительным подрядчиком. Родители Сергея Уточкина рано ушли из жизни, и он с двумя братьями воспитывался родственниками. В детстве испытал шок, в результате чего остался заикой на всю оставшуюся жизнь. Обучался в Одесском коммерческом училище Св. Павла, но в 15 лет оставил учёбу ради занятий спортом. Жил в Одессе в доме по адресу: переулок Успенский дом 11.

Сергей Исаевич Уточкин в автобиографическом очерке «Моя исповедь», опубликованной в 1913 году, писал, что успешно занимался пятнадцатью видами спорта. Не обладая исключительными природными данными, он добился успехов в спорте благодаря трудолюбию и силе воли. Уточкин становился чемпионом Одессы в соревнованиях по конькобежному спорту, теннису, фехтованию, гребле, плаванию, боксу и борьбе. Самостоятельно строит яхту и побеждает на ней в парусных регатах, и даже опускается на дно моря в водолазном костюме. Становится одним из первых русских футболистов, выступая за любительскую команду Одесского британского атлетического клуба. В то время футбол в России культивировался в основном среди иностранцев, но Уточкин ломает эту традицию, и основывает в Одессе два футбольных клуба, и избирается капитаном одного из них. Одним из первых в России освоил роликовые коньки. Занимался джиу-джитсу, прыгал с парашютом; в дальнейшем – стал велогонщиком, мотогонщиком и автогонщиком.

Будучи разносторонним спортсменом, наибольших успехов добился как велогонщик. Писатель-одессит Валентин Катаев в своих воспоминаниях отметил: «Велосипед был его стихией». На рубеже веков в конце XIX – начале XX века Одесса была центром велосипедного спорта юга России. Весной 1890 года Уточкин становится членом Одесского общества велосипедистов-любителей, после чего в течение последующих двадцати лет многократно побеждает на соревнованиях в России и за её рубежами. Сергей Уточкин становился неоднократным чемпионом и рекордсменом России и завоевывал призы на международных соревнованиях в Европе. Зачастую Уточкин, уступая более именитым соперникам в опыте, добывал победу благодаря выдержке и выносливости, позволявшими ему сохранять силы для спурта на финише. Умение финишировать сделало Сергея Уточкина известным велогонщиком и в Европе. 1895–1905 годы стали временем огромной популярности велосипедного спорта в России, и Сергей Уточкин считался непревзойденным спринтером и был любимцем публики. Его другом был молодой велогонщик и цирковой артист Харитон Славороссов, впоследствии тоже ставший известным авиатором. По свидетельству самого Сергея Уточкина, именно навыки, полученные в ходе занятий спортом, помогли ему впоследствии самостоятельно и в короткие сроки освоить управление различными воздухоплавательными аппаратами, в первую очередь – аэропланами.

Сергею Уточкину было недостаточно побеждать на велотреке или футбольном поле, он хотел расширить пределы человеческих возможностей. Для этого он бегал наперегонки с одесским паровым трамваем, соревновался на велосипеде со скаковой лошадью, а на роликовых коньках – против велосипедиста, причем, с неизменным успехом. Знаменитая Потёмкинская лестница стала для него источником спортивных трюков: он спускался по её ступеням на велосипеде, мотоцикле и автомобиле. Как спортсмен, Сергей Уточкин добился славы и признания, и среди одесских велосипедистов заикание стало считаться особым шиком. Александр Куприн писал: «…если есть в Одессе два популярных имени, то это имена бронзового Дюка, стоящего над бульварной лестницей, и Сергея Уточкина – кумира рыбаков, велосипедистов всех званий и возрастов, женщин, жадных до зрелищ, и уличных мальчишек», – Александр Куприн «Над землёй» (1909).

Однако, никакого состояния Уточкин не нажил, а, напротив, тратил личные средства на покупку спортивного снаряжения и поездки на соревнования в России и Европе. Расходы существенно увеличились после того, как С. И. Уточкин увлёкся воздухоплаванием и авиацией. При этом он никогда никому не отказывал в материальной помощи, а его щедрость и отзывчивость были хорошо известны в Одессе.

2 октября 1907 года в Одессе, после нескольких неудачных попыток, Сергей Уточкин совершил самостоятельный полёт на приобретенном им воздушном шаре. Полёт происходил на высоте 1200 м. Затем в 1908 году он с товарищами совершил полёты в Египте.

Осенью 1908 г. французский авиатор Анри Фарман совершил перелёт длиной почти в 30 км во Франции на биплане конструкции братьев Фарман, а 25 июля 1909 года его соотечественник Луи Блерио на моноплане собственной конструкции перелетел из Франции в Англию через пролив Ла-Манш, за что был награждён орденом Почётного легиона. Эти и другие события в мире, связанные с авиацией, а также начавшиеся в 1909 году в России демонстрационные полёты иностранных лётчиков, вызвали в русском обществе неподдельный интерес к воздухоплаванию. В это время целый ряд русских пилотов, в том числе из Одессы, начали обучение за границей. 31 марта (13 апреля) 1910 года Сергей Уточкин впервые поднялся в воздух на биплане «Фарман-IV», принадлежавшем одесскому банкиру С. Ксидиасу. Уточкин впоследствии выкупил у него самолёт и использовал в своем турне по городам Российской империи. Он стал вторым дипломированным лётчиком в истории воздухоплавания в России (первым был Михаил Ефимов). Если М. Ефимов учился летать во Франции в школе Фармана, то Уточкин сделал это самостоятельно и весной 1910 года сдал экзамены на звание пилота-авиатора в Одесском аэроклубе, затем подтвержденное Императорским всероссийским авиаклубом (ИВАК). Уже в мае 1910 года Уточкин приступил к показательным полётам в Киеве, Москве, Харькове и Нижнем Новгороде.

В общей сложности Сергей Уточкин совершил в 1910–1912 годах около 150 полётов в 70 городах России и за её пределами. Например, 10 мая 1910 года газета «Русское слово» так описала выступление Уточкина на Ходынском поле в Москве: «Сегодняшние полёты Уточкина, несмотря на холод и ветер, привлекли такое громадное количество публики, какого не бывает даже на розыгрыше Дерби. Но ещё больше было бесплатных зрителей, запрудивших всю Ходынку. Упражнения Уточкина вместо того, чтобы начаться с полёта на высоту 200 метр., как обещала программа, начались со свободного полёта. … Далее авиатор совершил фигурный полёт. Он описал восьмёрки, демонстрировал в воздухе подъёмы и спуски, делал эффектные повороты, влетел в партер и держался на несколько метров над самыми головами зрителей, чем вызвал среди них немалый переполох, и затем моментально поднялся в вышину, продержавшись в воздухе 9 мин. 36 сек. День закончился полётом с дамой-пассажиркой, длившимся 2 м. 1 с.».

Уточкин стал первым отечественным авиатором, поднявшим аэроплан в московское небо. Присутствующий при полётах профессор Николай Егорович Жуковский сказал, что у Уточкина помимо знания и умения есть необходимая для авиатора врождённая способность.

Демонстрации полётов Уточкина собирали многотысячные толпы зрителей. Так, 22 апреля 1910 года в Киеве присутствовало «до 4900 зрителей». На выступлении Уточкина в Баку 23 октября 1910 года собралось около 20 000 человек. 6 мая 1911 года газета «Курская быль» в заметке «Полёт Уточкина» сообщала, что «публики было видимо-невидимо».

В городе Гомеле полёт Уточкина наблюдал гимназист Павел Сухой, будущий белорусский советский авиаконструктор и отец-основатель знаменитого Конструкторского бюро и фирмы, которая носит его имя. Публичные полёты Уточкина оказали, по словам самого Павла Сухого, столь сильное впечатление, что это определило всю его дальнейшую судьбу и подарило миру ещё одного талантливого конструктора поршневых и реактивных самолётов. Дочь, Ирина Павловна Сухая вспоминала рассказ отца: «…Я шёл с ребятами из гимназии, и вдруг над нашими головами пролетел аэроплан. Это было так неожиданно и удивительно, что дух захватывало. Не птица, а человек летит над нами!»

С большим успехом прошло выступление Уточкина в Минске над Комаровским болотом на северной окраине города.

В Киеве полёты Уточкина наблюдали будущий создатель авиационных двигателей Александр Микулин и начинавший авиаконструктор Игорь Сикорский, а также гимназист Константин Паустовский. Через много лет, работая над мемуарами, Паустовский описал увиденное в рассказе «Браво, Уточкин!» и сохранил для потомков восхищение зрителей. Советский авиаконструктор Г. М. Можаровский наблюдал в детстве в Бердянске полёт Уточкина на «Фармане». В своих воспоминаниях он написал: «После того как я увидел летящий в небе аэроплан, мне стало совершенно ясно, что буду пилотом или в крайнем случае конструктором аэропланов. То же самое решили и мои товарищи».

Если дети и подростки сравнительно легко встраивали зрелище полёта неуклюжих на вид первых аэропланов прозываемых этажерками в формирующуюся у них картину мира, то взрослым это давалось нелегко. Писатель Владимир Гиляровский так передал сложную гамму чувств, возникших у него при виде нарушающего привычные представления о порядке вещей парящего в небе летательного устройства: «Конечно, я шёл сюда смотреть полёт Уточкина на аэроплане, конечно, я прочёл и пересмотрел в иллюстрациях все об аэропланах, но видеть перед собой несущийся с шумом по воздуху на высоте нескольких сажен над землёй громадный балаган – производит ошеломляющее впечатление. И посредине этого балагана сидел человек. Значит – помещение жилое. Несущееся по воздуху! Что-то сказочное!… Ещё два круга – всего 9 – описывает аэроплан и опускается плавно и тихо на траву ипподрома. Уточкин выходит под гром аплодисментов перед трибуной. Чествуют победителя над воздухом», – Владимир Гиляровский (Из моих воспоминаний).

В знак признания заслуг Сергея Уточкина в апреле 1910 года в Киеве его наградили Серебряной медалью Киевского общества воздухоплавания «За популяризацию воздухоплавания в России». Пик славы и популярности авиатора в России пришелся на лето 1910 год, когда он 3 июля в присутствии множества зрителей поднялся в воздух на самолёте «Фарман» с территории Фабрично-заводской, художественно-промышленной и сельскохозяйственной всероссийской выставки в Одессе и перелетел через Одесский залив. Этот был 100-й юбилейный полёт пионера отечественной и мировой авиации, который «Одесские новости» сравнили по важности с перелётом «Блерио через Ламанш».

С 8 сентября по 1 октября 1910 года в Петербурге на оборудованном на месте Коломяжского ипподрома Комендантском аэродроме (в настоящее время здесь пролегают улицы Аэродромная, Королёва, Парашютная и проспекты Богатырский, Испытателей и Коломяжский) состоялся Первый Всероссийский праздник воздухоплавания. На него были приглашены все наиболее известные пилоты России того времени, в том числе – С. И. Уточкин. Для осмотра публики были выставлены аэропланы, привязные воздушные шары, аэростаты и дирижабль. При лётной погоде авиаторы демонстрировали полёты на аэропланах. 21 сентября в состязаниях на точность спуска первый приз получил Сергей Уточкин. 22 сентября в борьбе лётчиков на продолжительность полёта без приземления он занимает второе место, в состязаниях на высоту полёта – третье. Во время соревнований на приз морского ведомства на точность посадки на условную палубу корабля Уточкин был снова вторым после своего основного соперника Михаила Ефимова. Праздник воздухоплавания оказался успешным: его посетило свыше 150 000 человек, и он стал проводиться ежегодно. Трудно переоценить его значение в деле популяризации авиации в России.

В октябре 1910 года в Баку проходила авиационная неделя, ставшая первым в истории Кавказа авиа-шоу, на которую были приглашены лётчики С. И. Уточкин и А. М. Габер-Влынский. Сергей Уточкин выступал 20-23 октября на аэроплане Фарман. В первый день при многочисленных зрителях он совершил несколько благополучных полётов. На второй и третий день, несмотря на сильный ветер, Уточкин не прекратил показательных полётов. В последний день выступлений самолёт Уточкина, находясь в воздухе, вошёл в штопор, из которого пилоту удалось выйти в последний момент. Бакинцы приветствовали избежавшего гибели авиатора как героя, скандируя его имя и забрасывая букетами цветов.

Сергей Исаевич Уточкин навсегда вошёл в историю отечественного и мирового воздухоплавания, став участником авиаперелёта из Санкт-Петербурга в Москву в июле 1911 года. Он первым взлетел на оборудованном для дальних перелетов моноплане «Блерио» с Комендантского аэродрома в Петербурге. До Новгорода у Уточкина не было поломок. Но в десяти километрах от города забарахлил мотор. Уточкин приземлился для ремонта, который был произведён в Новгороде. На следующий день он продолжил свой путь, но вскоре сильный порыв ветра бросил «Блерио» вниз. Авария произошла в двадцати пяти километрах от Крестцов, у деревни Вины. Аэроплан был разбит, а Уточкин оказался в больнице.

Газета «Русские ведомости» так подвела итоги ставшему историческим перелету: «Из 12-ти записавшихся на него авиаторов трое совсем отказались от полёта, трое разбились, один разбил свою машину, четверо застряли на промежуточных станциях и лишь один г. Васильев благополучно достиг цели и прилетел в Москву на второй день после отлёта из Петербурга», – «Русские ведомости», 15 июля 1911 года.

В благополучном завершении А. Васильевым исторического перелёта сыграл роль и С. Уточкин. Вот как это описывает А. Куприн: «… во время последнего несчастного перелёта (Петербург – Москва) показал Уточкин с великолепной стороны своё открытое, правдивое и доброе сердце. Тогда – помните? – один из авиаторов, счастливо упавший, но поломавший аппарат, отказал севшему с ним рядом товарищу в бензине и масле: «Не мне – так никому». Уточкин же, находясь в аналогичном положении, не только отдал Васильеву свой запас, но сам, едва передвигавшийся от последствий жестокого падения, нашёл в себе достаточно мужества и терпения, чтобы пустить в ход пропеллер Васильевского аэроплана», – Александр Куприн. Уточкин (1915).

Неоднократно аэропланы Уточкина терпели крушение во время полётов, одна из самых тяжёлых аварий произошла возле Новгорода как раз во время июльского перелёта 1911 года из Санкт-Петербурга в Москву, когда Сергей Исаевич Уточкин получил помимо нескольких переломов ещё и сотрясение мозга. Тем не менее через полтора месяца он снова вернулся в авиацию.

В 1912 году Сергей Уточкин вновь совершал публичные полёты не только в больших, но и в малых российских городах, побывав, в частности, весной 1912 года в станице Каменской на Северском Донце в Области Войска Донского. В расклеенных по станице афишах значилось: «Авиатор совершит воздушный полёт на специальном летательном аппарате тяжелее воздуха „Гаккель-VII“. Авиатор Уточкин совершит на нём определённые манёвры». Стартовав и сделав несколько кругов над станицей, Уточкин приземлился на Христорождественской площади (в настоящее время – пл. Труда), восторженно встреченный собравшимися. Сохранились фотографии, которые Уточкин сделал в полёте. В апреле 1912 года Сергей Уточкин продемонстрировал на биплане «Фарман-IV» первый в Эстонии полёт, стартовав с поля Раадимыйза возле Тарту.

Свои полёты, каждый из которых грозил катастрофой ввиду несовершенства летательных аппаратов того времени, авиатор охарактеризовал следующим образом: «Я – Авиатор… Я летал над морем, над собором, над пирамидами. Четыре раза я разбивался насмерть. Остальные разы – «пустяки». Питаюсь только воздухом и бензином… В общем, я счастливейший из одесситов…», – С. И. Уточкин «Моя исповедь» (1913).

Перенесённые многочисленные аварии и травмы, сильные головные боли и хроническая бессонница после аварии летом 1911 года, нервное расстройство, связанное с семейной драмой (во время болезни Уточкина его жена ушла к фабриканту Артуру Анатре), – всё это вместе взятое вызвало у С. И. Уточкина душевный надлом, который затем, в 1913 году, перерос в психическое расстройство. Свою лепту внесло злоупотребление сначала болеутоляющими лекарствами, содержавшими морфий, а затем – кокаином и гашишем, с которыми пилот познакомился в 1908 году в Египте во время полётов на воздушном шаре. Определённую роль сыграло и то обстоятельство, что Сергею Исаевичу Уточкину не удалось добиться таких же успехов в воздухоплавании, каких он достиг в спорте, и стать лучшим лётчиком России. К тому же публика, мнением которой так дорожил Уточкин, продолжала видеть в нём спортсмена-эксцентрика, на этот раз воздушного акробата, а не героя-авиатора, что хорошо передал писатель Юрий Олеша: «Он – считается – чудак. Отношение к нему – юмористическое. Неизвестно почему. Он одним из первых стал ездить на велосипеде, мотоцикле, автомобиле, одним из первых стал летать. Смеялись. Он упал в перелёте Петербург – Москва, разбился. Смеялись. Он был чемпион, а в Одессе думали, что он городской сумасшедший», – Юрий Олеша. Цепь (1929).

В 1911 году с ним порвал отношения А. А. Анатра, что закрыло для Уточкина доступ в Одесский аэроклуб, президентом которого был Анатра.

На основе физических и душевных травм у Сергея Уточкина развилась мания преследования, и он всюду видел скрытых врагов. Постоянно сбегая из одесских клиник, куда на лечение его пытались поместить близкие ему люди и друзья, Уточкин 26 июня 1913 года попытался войти в Зимний дворец в Петербурге с требованием доложить царю, что «известный авиатор нуждается в его защите». После этого он стал проходить обследование в разных клиниках Санкт-Петербурга, где ему пришлось лечиться почти год.

Об этом периоде жизни Сергея Уточкина писатель Исаак Бабель написал так: «Я видел Уточкина, одессита pur sang, беззаботного и глубокого, бесстрашного и обдумчивого, изящного и длиннорукого, блестящего и заику. Его заел кокаин или морфий, заел, говорят, после того, как он упал с аэроплана где-то в болотах Новгородской губернии. Бедный Уточкин, он сошёл с ума…», – Исаак Бабель. Одесса (1916).

Последние годы жизни Сергей Уточкин провёл в Санкт-Петербурге, Кишинёве и родной Одессе в нужде и поисках работы. К этому времени репутация «безумца» прочно закрепилась за ним. Рецидивы душевной болезни, подпитываемые употреблением наркотиков, сменялись нормальным состоянием, но устроить жизнь Уточкин не смог. Постоянных доходов не имел, периодически зарабатывал игрой на бильярде. В «Синем журнале», издаваемом А. И. Куприным, были опубликованы его воспоминания.

Это непростое время в жизни С. И. Уточкина нуждается в исследовании. По существующей версии после начала Первой мировой войны он был произведён в прапорщики и зачислен в автомобильно-авиационную дружину, расположенную в Лигово под Петроградом. Затем, осенью 1915 года, во время одного из полётов Уточкин простудился и заболел воспалением лёгких, от которого и скончался за несколько часов до нового 1916 года. В другой интерпретации, Уточкина в конце 1915 года приняли инструктором в Петроградскую авиационную школу, присвоив чин прапорщика, где он служил около недели, а затем, простудившись в полёте, попал в больницу с воспалением лёгких. Согласно следующей версии, Уточкин после начала войны написал великому князю Александру Михайловичу письмо, в котором просил об аудиенции «для изложения доктрин, которые можно приложить для использования небес в военных целях». Якобы ответа не последовало, и Уточкин тогда отправился в Зимний дворец, откуда его выдворили.

31 декабря 1915 (13 января 1916) года в Петрограде в свои неполные сорок лет, из которых пять были отданы авиации, пионер отечественного воздухоплавания Сергей Исаевич Уточкин скончался в больнице Св. Николая Чудотворца для душевнобольных от кровоизлияния в мозг. В связи с войной смерть его осталась практически незамеченной широкой публикой.

Был похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры. На могиле установлен надгробный памятник с надписью, ныне входящий в Перечень объектов исторического и культурного наследия федерального (общероссийского) наследия, находящихся в Санкт-Петербурге.

Писатель Аркадий Аверченко так подытожил дискуссию того времени, кем считать Сергея Уточкина – спортсменом, героем или безумцем: «Если человек долго находится под действием солнечных лучей, он ими пропитывается, его мозг, его организм удерживают в себе надолго эти лучи, и весь его характер приобретает особую яркость, выразительность, выпуклость и солнечность. Эта насыщенность лучами солнца сохраняется на долгое время, пожалуй навсегда. Ярким примером тому может служить Сергей Уточкин – кого мы ещё так недавно искренно оплакали. Он умер и унёс с собой частицу ещё не израсходованного запаса солнца. А излучался он постоянно, и все его друзья и даже посторонние грелись в этих ярких по-южному, пышных струях тепла и радости», – Аркадий Аверченко. Позолоченные пилюли (1916).

Проникновенно о С. И. Уточкине сказал в своем некрологе одесский журналист Ю. Эмброс, хорошо знавший великого одессита как редактор одного из первых в России еженедельных иллюстрированных журналов авиации и спорта – «Спортивная жизнь» (1910–1911): «Громадное большинство знало только Уточкина-спортсмена. Люди, знавшие его близко, с первых же моментов сближения вдруг убеждались: есть ещё другой, тщательно спрятанный от толпы. Мало кто знал мечтателя и романтика, влюблённого в солнце и море, искателя красоты в жизни, в котором было нечто от Дон-Кихота, нечто от Глана, нечто от античного философа-стоика… У его колыбели было много добрых фей, разбросавших свои дары, но злая фея их оплела нитью трагизма», – Ю. Эмброс (Ю. Герценштейн).

В Санкт-Петербурге имя Уточкина носит улица. Как раз в районе «Комендантский аэродром», впадая в проспект Королёва. Одесситы встретились…