19 марта 1882 года в Санкт-Петербурге родился тот, кого обожали все дети (да и взрослые) огромной страны. Николай Васильевич Корнейчуков – Корней Чуковский!
Корней Иванович Чуковский прожил в нашем городе с 1883 по 1905 год и именно здесь состоялась его проба пера, настолько удачная, что этот в прямом смысле «кухаркин сын», самоучка, ничего, кроме пяти классов одесской гимназии не окончивший, оказался в конце своей жизни удостоенным почетного звания доктора литературы Оксфордского университета.
Был он «незаконнорожденным». Его отцом являлся Эммануил Соломонович Левенсон, в семье которого жила в прислугах мать будущего писателя – полтавская крестьянка Екатерина Осиповна Корнейчукова. Блудливый папаша, отказался от них, и мать с маленьким Коляшей переехала в Одессу. Корней Иванович, спустя многие годы, признавался: «Я так боялся документов о своем происхождении, что ни разу в жизни даже не прочитал их». И неизвестно, что вышло бы из этого обделенного с самого раннего возраста долговязого «байстрюка», если бы судьба не свела его в одном классе Одесской второй прогимназии с Борисом Житковым.
«Я принадлежал к той ватаге мальчишек, которая бурлила на задних скамейках и называлась «камчаткой», - вспоминал впоследствии Чуковский. – Он же сидел далеко впереди, молчаливый, очень прямой, неподвижный, словно стеной отгороженный от всех остальных. Нам он казался надменным. Но мне нравилось в нем все, даже эта надменность. Мне нравилось, что он живет в порту, над самым морем, среди кораблей и матросов; что все его дяди – все до одного! – адмиралы; что у него есть собственная лодка, - кажется, даже под парусом, – и что не только лодка, но и телескоп на трех ножках, и скрипка, и чугунные шары для гимнастики, и дрессированный пес».
Случилось так, что гимназическая драка, в которой Колька Корнейчуков и Борис Житков участвовали на одной стороне, сблизила их, и началась воистину потрясающая дружба, которая странным образом определила их судьбы, будущее, профессии в этом будущем и даже предназначение на земле.
Дворянская семья Житковых, образованная, интеллигентная, открытая с радостью приняла худого нескладного одноклассника Бориса. Отец Бориса как-то вручил Николаю невероятной красоты и тяжести том – «Дон Кихот» Сервантеса с иллюстрациями Доре, и… именно с этого началось неуклонное превращение долговязого Кольки Корнейчукова в известного детского писателя и поэта, переводчика, литературоведа и языковеда, журналиста и издателя Корнея Чуковского.
Забегая вперед, вспомним, что поздней осенью 1923 года, на пороге дома Чуковского, который к тому времени был уже известным писателем, появился Борис Житков, худой, изможденный, «измызганный», как писал в своих воспоминаниях Корней Иванович. Революция лишила его всего. У Бориса не было документов, денег, надежды выкарабкаться из пропасти, в которой он оказался не по своей вине. Друзья встретились очень тепло, и когда Житков рассказал Чуковскому о своих приключениях (а был он моряком, объехал весь мир, успел повидать много диковинного), тот предложил:
– Слушай, Борис, а почему бы не сделаться тебе литератором? Попробуй, опиши приключения, о которых ты сейчас говорил, и, право, выйдет неплохая книжка!
Протекция Чуковского, его дружеское участие и вера в способности друга довольно скоро помогли бывшему моряку Борису Житкову превратиться в хорошего детского писателя. А первой его книгой, вышедшей под руководством Чуковского, был сборник рассказов «Как я плавал». Но это будет потом.
А пока смешивший всех подросток Корнейчуков был исключён из гимназии по пресловутому закону «о кухаркиных детях». Он чуть было не попал в городские сумасшедшие. И всё из-за стихов, которые начали роиться в его голове и которые он непрерывно бормотал себе под нос, а забывшись, начинал декламировать и в полный голос к откровенной радости жадных до необычных зрелищ одесситов. На жизнь он стал зарабатывать в артели маляров, крася крыши и заборы. Ещё учил английский язык по самоучителю. Запоем читал. Читал много. И даже – ни много ни мало – писал серьёзную философскую книгу.
Несколькими годами позже глава из этой его книги будет напечатана в газете «Одесские новости». Так начнётся журналистская карьера Чуковского. Карьера, заметим, головокружительная.
В ноябре 1901-го Чуковский впервые переступил порог солидной одесской газеты с рекомендацией известного политического деятеля, тогда журналиста, Владимира Жаботинского. Всего через три года, вернувшись из Англии, где он был в качестве корреспондента всё тех же «Одесских новостей», Чуковский уже печатался в столичных «Весах». А ещё через год, в 1905-м, редактировал собственный еженедельный сатирический журнал «Сигнал», вскоре, правда, безвременно почивший.
Первые четыре номера этого издания были так остро сатиричны и откровенно антиправительственны, что власти возбудили судебное дело против Чуковского. К счастью, отделался он тогда лёгким испугом. Да испугался ли он вообще? Бежать, скрываться от полиции, переодевшись англичанином… Боже мой, да это было так весело!
Что говорить, в нём всегда было много от авантюриста. Но было и ещё что-то… упрямое и целеустремленное.
Писал он трудно, долго, с бесконечными переделками и правками. Знаменитая «лёгкость стиля» и какая-то особая ясность изложения давались Чуковскому тяжко, даже мучительно.
Работа – его единственная радость и утешение. Ведь только она позволила перенести всё, что выпало на его долю.
А выпало немало. Смерть троих детей. Ссылки, расстрелы, гонения на сверстников, товарищей, учеников в революцию и гражданскую войну. Невежественные и грубые нападки всевозможных «критиков». Стынущий от голода и холода послереволюционный Питер. И военная Москва 1941 года. И эвакуационный Ташкент. И гнев вождя народов, который увидел свой портрет в Тараканище. И печать «чуковщины», которая висела на нем вплоть до хрущевской «оттепели». И многое ещё, от чего спасла, заслонила, уберегла только работа. Более полувека ни на день (!) не прекращалась она.
Чуковский-переводчик сделал ставшие классическими переводы Уитмена, Киплинга, Оскара Уайльда и Марка Твена, Конан Дойла и О. Генри.
Именно его певучий тенорок озвучил для нас по всесоюзному радио «Робинзона Крузо», «Барона Мюнхгаузена», «Маленького оборвыша», «Айболита».
Чуковский-литературовед написал два фундаментальных исследования о творчестве Николая Алексеевича Некрасова и Антона Павловича Чехова.
Чуковский-лингвист выпустил книгу о русском языке – «Живой как жизнь».
Чуковский-исследователь попытался «найти закономерности детского мышления и чётко сформулировать их», что и сделал в знаменитой своей книге «От двух до пяти».
И наконец, Чуковский-сказочник одарил всех нас с поистине сказочной щедростью.
А Чуковская Одесса замечательно, сочно, добро и остроумно описана в любимой многими книге детства «Серебряный герб» – если Вы не читали, то мне Вас жаль...
Чуковского не стало в 1969 году. Он умер от вирусного гепатита. В подмосковном Переделкино, где Корней Иванович жил последние годы, остались созданная им детская библиотека и его мемориальный музей. Но самой большой наградой, по собственным словам Корнея Ивановича, было для него признание младшей дочери Мурочки: «Больше всего я люблю (даже больше мармелада и шоколада) папины сказки. Когда он их сам написал, а потом мне читает».
См.: https://vk.com/odlistok
