Главная » Архив материалов
24 ноября родился Алексей Гришин-Алмазов (Алексей Гришин, 1880 – 1919) – русский военный деятель, руководитель белого движения в Сибири в 1918 году. Родился в дворянской семье. Отец – коллежский секретарь. Окончил Воронежско-Михайловский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище (1902). В 1904–1905 участвовал в русско-японской войне. Участник сражения при Ляояне. В последующие годы служил в частях Восточно-Сибирского и Приамурского военных округов. На протяжении шести лет возглавлял команду разведчиков и учебную команду. Много путешествовал, главным образом, по Амурской области и Уссурийскому краю. Вскоре после начала Первой мировой войны возглавлял службу связи, был адъютантом командира корпуса. После производства в апреле 1915 в капитаны командовал батареей и 35-м артиллерийским мортирным дивизионом, входившим в состав ударных частей. Участвовал во многих наступательных и оборонительных операциях. В 1917 имел чин подполковника. Некоторое время был близок к Партии социалистов-революционеров, оставаясь при этом беспартийным. Будучи в составе действующей армии, за сопротивление большевизму был заключён в тюрьму, а затем в административном порядке выслан из армии. Некоторое время находился в Добровольческой армии, был направлен генералом М. В. Алексеевым в Сибирь для организации офицерского подполья. Весной 1918 под прозвищем «Алмазов» возглавил военный штаб при подпольном Западно-Сибирском комиссариате Временного правительства автономной Сибири. Под видом сотрудника «Закупсбыта» вёл энергичную работу по созданию и укреплению тайных вооружённых организаций на территории от Омска до Канска. Узнав о начале антисоветского выступления Чехословацкого корпуса, 27 мая 1918 года отдал из Томска приказ подпольщикам о вооружённом восстании. Прибыв в Новониколаевск, утром 28 мая подписал приказ № 1 о своём вступлении в командование войсками Западно-Сибирского военного округа, развернувшим совместно с чехословаками наступление в западном, восточном и южном направлениях. В июне стал командующим только что созданной четырёхтысячной Западно-Сибирской армией. После перехода власти к Временному Сибирскому правительству и преобразования отделов Западно-Сибирского комиссариата в министерства Гришин-Алмазов стал управляющим военным министерством. Проявил себя умелым и деятельным военным администратором. Был произведён в генерал-майоры. В течение лета 1918 года Сибирская армия под руководством Гришина-Алмазова выросла до 60 тысяч и совместно с чехословаками очистила территорию Сибири от советских войск. В конце лета руководил переходом от добровольческого комплектования вооружённых сил к призыву крестьянской молодёжи, минимально затронутой (в отличие от солдат, участвовавших в Первой мировой войне) большевистской агитацией. В результате к концу сентября 1918 были призваны около 175 тысяч новобранцев. Разделяя программные положения левоцентристского «Союза Возрождения России», А. Н. Гришин-Алмазов при этом поддерживал сторонников установления режима твёрдой власти, считал неосуществимыми в условиях гражданской войны эсеровские лозунги «народоправства», чем вызвал резкое недовольство со стороны сибирского руководства Партии социалистов-революционеров и самарского Комитета членов Учредительного собрания. Негативно воспринимал политическое вмешательство во внутрироссийские дела представителей иностранных союзных держав и чехословаков. Конфликт с английским консулом Престоном наряду с откровенно монархическими взглядами Гришина-Алмазова послужили поводом для отставки генерала в сентябре с занимаемых им постов. Покинул Омск, выехав в расположение Добровольческой армии Юга России. Был командирован генералом А. И. Деникиным в Яссы для информирования собравшихся там российских и иностранных участников политического совещания о положении дел в Сибири. В декабре 1918 года по инициативе французской администрации и уполномоченных представителей Добровольческой армии был назначен военным губернатором Одессы и прилегающего к ней района, в короткий срок организовывал добровольческие офицерские отряды, смог в начале декабря 1918 г. выбить войска УНР из Одессы и впоследствии организовывал её оборону от наступающих советских войск и войск УНР. Активно боролся с уголовным миром Одессы – в результате преступники организовали на него несколько покушений. В борьбе против большевиков и уголовников прибегал к бессудным убийствам. В конце марта 1919 года был отстранён от должности военного губернатора Одессы прибывшим в город французским генералом Франше д’Эспере. В апреле 1919 года во главе военной делегации был послан в Сибирь, к адмиралу А. Колчаку. Однако 5 мая пароход «Лейла», на котором отряд переправлялся через Каспийское море, неожиданно был захвачен в районе Форта Александровского советским эсминцем «Карл Либкнехт». Не желая сдаваться в плен, Гришин-Алмазов выстрелом из револьвера покончил с собой. В фильме 1965 года «Эскадра уходит на запад», снятом на Одесской киностудии, отрицательного белогвардейского генерала сыграл В. Сошальский. В наполовину утраченном фильме 1972 года «Нечаянные радости», снятом на «Мосфильме» Рустамом Хамдамовым, роль Гришина-Алмазова исполнил Юрий Назаров. В российском фильме 2008 года «Господа офицеры: спасти императора» роль командующего Сибирской армией и уже вполне положительного Гришина-Алмазова сыграл актёр А. Г. Рапопорт. В снятом в 2011 году телесериале «Жизнь и приключения Мишки Япончика» роль Гришина-Алмазова исполнил Александр Лазарев-мл. Также появляется в украинском сериале «Сувенир из Одессы» (2018). В 2021 в фильме «Бендер: Начало» в роли коменданта Солнечноморска штабс-капитана Аметистова выступил Артём Ткаченко. См.: https://vk.com/historical_movies |
«Дорога жизни» – во время Великой Отечественной войны единственная транспортная магистраль через Ладожское озеро. В периоды навигации – по воде, зимой – по льду. Связывала с 12 сентября 1941 по март 1943 года блокадный Ленинград со страной. Автодорога, проложенная по льду, часто называется Ледовой дорогой жизни (официально – Военно-автомобильная дорога № 101 (№ 102)). В октябре начались работы по подготовке к строительству ледовой трассы через Ладожское озеро. В основном работы заключались в обобщении разрозненных данных о ледовом режиме озера, трассировки дороги исходя из этих данных и расчёте затрат на её сооружение. 13 ноября начальником тыла Ленинградского фронта Ф. Н. Лагуновым был подписан приказ «Об организации постройки ледяной дороги по водной трассе мыс Осиновец – маяк Кареджи». Военно-автомобильную дорогу предполагалось устроить шириной 10 метров для двустороннего движения автотранспорта, через каждые 5 км должны были сооружаться питательно-обогревательные пункты. С 15 по 19 ноября 12 групп вели обследование установившегося льда. Результаты показали, что трасса на Кареджи имеет свободные ото льда участки, но возможно устройство дороги через острова Зеленцы. 19 ноября командующим Ленинградского фронта был подписан приказ об организации автотракторной дороги через Ладожское озеро. Автотракторная дорога с суточным грузооборотом в 4000 т должна была пройти по маршруту мыс Осиновец – о-ва Зеленцы с разветвлением на Кобону и на Лаврово. Через каждые 7 км предполагались питательно-обогревательные пункты. Для эксплуатации и охраны дороги и перевалочных баз создавалось Управление дороги во главе с инженером первого ранга В. Г. Монаховым, которое подчинялось начальнику тыла фронта. 26 ноября ледовая дорога получила наименование военно-автомобильная дорога № 101. 7 декабря начальником дороги вместо Монахова был назначен капитан 2-го ранга М. А. Нефёдов. Для обслуживания дороги, включая перегрузочные пункты, Управлению ледовой дороги были приданы воинские части, насчитывающие в общей сложности 9 тыс. человек. Перевозки через Ладогу осуществляла 17-я отдельная автотранспортная бригада, не входившая в подчинение управлению ледовой трассы. За счёт тыла 54-й армии к 22 ноября приказывалось организовать пути подвоза по трассе Новая Ладога – Черноушево – Лёмасарь – Кобона с открытием перевалочных баз на железнодорожных станциях Войбокало и Жихарево, а также обеспечить подвоз грузов к перевалочным базам в Кобоне и Лаврово. За доставку грузов до восточного берега озера отвечал уполномоченный Ленинградского фронта А. М. Шилов. Для прохождения грузовика с тонной груза через озеро по льду, его толщина по всей трассе должна быть не меньше 20 см. Лёд такой толщины в Шлиссельбургской губе Ладожского озера образуется за 11 дней при средней температуре воздуха −5 °C, или за шестеро суток при температуре −10 °C. 17 ноября толщина льда была 10 см, 20-го уже 18 см. Утром 20 ноября на восточный берег Ладоги с Вагановского спуска у деревни Коккорево был отправлен батальон конно-транспортного полка, недавно сформированного Ленинградским фронтом. Батальон представлял собой конно-санный обоз из 350 упряжек. Вечером того же дня обоз добрался до Кобоны, загрузился мукой и отправился ночью в обратный путь, прибыв в Осиновец 21 ноября с грузом 63 т муки. В тот же день были предприняты несколько удачных попыток пересечения озера на порожних машинах ГАЗ-АА. 22 ноября на восточный берег была отправлена автоколонна под управлением командира 389-го отдельного автотранспортного батальона капитана В. А. Порчунова, состоящая из 60 автомашин с прицепленными санями. Загрузив на восточном берегу 70 т продовольствия, автоколонна отправилась назад и прибыла в Осиновец вечером того же дня. В ноябре по трассе доставлялось в среднем немного более 100 т грузов в сутки, в начале декабря, по мере усиления льда, около 300 т и к концу месяца уже около 1000 т. За время действия ледовой дороги с ноября 1941 года по апрель 1942 года из блокированного города было эвакуировано более 550 тыс. человек и доставлено в Ленинград 361 тыс. т грузов, из них 262 тыс. т составило продовольствие. В частности: 142 тыс. т муки и зерна, 36 тыс. т круп и концентратов, 35 тыс. т мясопродуктов, 14 тыс. т жиров, 5 тыс. т овощей, 1,5 тыс. т сухофруктов, 833 т клюквы, 752 т варенья и повидла, 126 т орехов, 102 т витаминного сока, 86 т витамина C. Также 8 тыс. т фуража, 1120 т мыла, 245 т сухого спирта, 187 т свечей, 35 тыс. т горюче-смазочных материалов (10,7 тыс. т автобензина, 7,7 тыс. т авиабензина, 5 тыс. т мазута, 5,2 тыс. т керосина и др.), 23 тыс. т угля и 32 тыс. т боеприпасов. Для сравнения, до войны Ленинград зимой потреблял за месяц 60 тыс. т мазута, 300 тыс. т каменного угля. По мере наращивания объёмов перевозимых по зимней дороге грузов улучшалось продовольственное положение в городе. С 20 ноября по 25 декабря действовали минимальные нормы по продуктовым карточкам ленинградцев: 125 г хлеба в сутки для служащих иждивенцев и детей, 200 г для рабочих и ИТР, с 25 декабря нормы повысились до 200 г и 350 г соответственно. Затем нормы выдачи поднимались 24 января и 11 февраля 1942 года достигнув 300 г хлеба для детей и иждивенцев, 400 г для служащих и 500 г для рабочих. С 20 ноября 1941 года суточный лимит расхода муки и примесей внутри блокадного кольца установлен в размере 510 т, с 25 декабря повышен до 560 т. До начала действия ледовой дороги, на 1 ноября 1941 года в Ленинграде оставалось муки и зерна – 7983 т, крупы и макарон – 1977 т, мяса и мясопродуктов – 1067 т, рыбы – 136 т, масла животного – 356 т. На 1 января 1942 года продовольственные запасы города составляли: муки – 980 т, крупы и макарон – 334 т, мяса и мясопродуктов – 624 т, рыбы – 24 т, масла животного – 16 т, масла растительного – 187 т, прочих жиров – 102 т, сахара – 337 т. На 1 апреля 1942 года запасы составляли: муки – 8057 т, круп и макарон – 1687 т, мяса и мясопродуктов – 2050 т, рыбы и сельди – 302 т, жиров – 2688 т, сахара – 3117 т.
Просмотров: 129 |
|
Дата: 22.11.2021
|
«Одесский простой вундеркинд» (Утёсов и Гердт) Гейзер Матвей Моисеевич
Размышляя об этих удивительных людях – не просто талантливых, а именно удивительных, – я вспоминаю стихи друга Гердта – Ефима Геннадьевича Махавинского. Они посвящены Гердту, но, думается мне, имеют прямое отношение к памяти Утёсова: Уехал Зяма на гастроли, В беседе с журналисткой Н. Васиной у кинорежиссера Михаила Швейцера вырвалась фраза: «Таких людей нет, а скоро и совсем уж не будет». К сожалению, это так. И дело не только в киноролях, созданных Гердтом, хотя его Паниковский из швейцеровского фильма «Золотой теленок» незабываем. Неслучайно памятник Паниковскому, установленный в Киеве, на Бессарабке, так напоминает Зиновия Ефимовича, что многие называют его именно памятником Гердту. Среди многих артистических талантов, ниспосланных Гердту Богом, заметное место занимала пародия. Однажды, выступая на очередном вечере в Доме актера, он пародировал Утёсова. По его признанию, он не волновался в тот день и уж конечно не подозревал, что слушателем его станет сам Утёсов. «И вдруг на сцену выходит Леонид Осипович Утёсов, с которым я не был не только дружен, но и знаком так сказать „за руку“. Я обомлел, мне стало страшно стыдно – что же я изображаю такого человека. Он вошел, улыбаясь, прижал меня к животу – грудь была недоступна, он в те годы был уже довольно полным человеком – и сказал: – Зови меня „Ледя“ и „ты“». Из воспоминаний Валентина Иосифовича Гафта: «В коммуналке у нас было две комнаты, одна большая, другая совсем крохотная, где жила моя тетка – тетя Феня. Однажды я услышал ее пронзительное: „Валя!.. Быстрее сюда! Гердт!“ Я думал, что началась война, и помчался к ней… Репродуктор старенький, слышно плохо, ручка до конца не дожимается… Я сажусь на полускатывающийся диван и беру в ухо этот репродуктор. Звук то прерывается, то восстанавливается сквозь какие-то стрекотания и шуршания… Слышу голос Утёсова. А оказывается, это Гердт. Вот и весь фокус. Потрясение». В одном из выступлений Аркадия Арканова – возможно, это было на вечере памяти Гердта – он сказал: «Если бы даже Гердт был только пародистом, он бы навсегда остался в нашем искусстве. Равных ему в этом у нас нет и не было». А позже я прочел в воспоминаниях Аркадия Михайловича о Гердте: «Мне он явился как блистательный музыкальный пародист, гениально изображавший Леонида Утёсова. Потом он читал стихи. Обычно пародисты читают чужие стихи, Гердт читал стихи свои и драматурга Михаила Львовского, они очень дружили, вместе писали пародии». В воспоминаниях Александра Ширвиндта о Гердте я прочел: не будь он артистом, он был бы замечательным эстрадным пародистом, тонким, доброжелательным, точным. Недаром из множества своих «двойников» Утёсов обожал именно Гердта. В архиве Леонида Осиповича нет документальных подтверждений его дружбы с Гердтом, но, вне всяких сомнений, они не могли не встретиться, пройти мимо друг друга – их общение было неминуемым. Однажды я попросил Татьяну Александровну Правдину-Гердт рассказать мне о встречах Утёсова и Гердта. «Мы не бывали в гостях друг у друга, но на московских „тусовках“ встречались нередко. Надо было видеть, как Утёсов и Гердт радовались друг другу. Тогда уже рядом стоявших не существовало – только они». Михаил Михайлович Жванецкий, однажды ставший свидетелем их встречи, спросил Зиновия Ефимовича: «Вы что, и вправду не одессит?» – «Представьте себе», – с «гердтовской» улыбкой, преисполненной обаяния и застенчивости, с оттенком сожаления ответил тот. Оказавшийся рядом Утёсов незамедлительно вмешался: «Мы уже в том возрасте, когда нам простителен склероз, правда, Зяма?» В одной из телепередач Гердт рассказал следующее: «Утёсов прожил в Одессе первые 25–26 лет, потом 25 лет в Ленинграде. Ему свойственна была специфическая, с одесской интонацией, но очень хорошая русская речь. Там не говорят „конечно“, там говорят „конеЧно“, там не говорят „белый хлеб“, там говорят „булка“, то есть там есть какие-то свои особенности языка. Важно, что речь абсолютно прекрасная. Утёсов при всем этом сохранил одесское, то есть южнорусское речение. Потом всю жизнь он провел в Москве. Ничто не повлияло на произношение Леонида Осиповича. Он никогда не сдваивал согласных. „ОбыкновеНый“ – „обыкновенный“ он не мог сказать, „в институте“ – произносил „вынституте“, – это одесская речь, и с этим ничего нельзя сделать. Если просто смотреть на поведение граждан одесских, как говорит Жванецкий: „Там в воздухе что-то есть“, – и я наблюдал всякие картинки и, приезжая в Москву, рассказывал Утёсову. Скажем, была такая вещь. Живу я в гостинице „Красная“ напротив филармонии на Пушкинской улице. Я уверен, что это красивейшая улица в мире. Однажды в пустынный жаркий день я вышел на улицу – просто вдохнуть воздух Пушкинской улицы. Прогуливался между подъездом „Красной“ и домом № 4, где жил когда-то Пушкин. Так я простоял, прошагал минут двадцать „без улова“, что называется – то есть ничего не происходит. Вдруг я вижу, что со стороны филармонии идет старик – огромный старик лет восьмидесяти в полотняном пиджаке. Свободные полотняные штаны, большие очки, глаза огромные налиты гневом и обидой. Я подумал, что он идет из собеса, где ему в чем-то важном отказали. И я смотрю на него с сожалением и сочувствием. И вдруг, когда он чуть-чуть приблизился, то я понял, что за этими огромными штанами идет маленькая девочка лет четырех от силы, беленькая в кудряшках девочка, она тянет к нему руку и говорит: „Дедушка, возьми меня за ручку!“ Дед отвечает: „Вот я не возьму тебя за ручку – все!“ Это конфликт – между восьмьюдесятью и тремя. И это налило его гневом и обидой. А девочка играет: „Дедушка, возьми меня за ручку!“ – и при этом она крутит головой, смотрит на мир и кричит одну фразу. А дедушка раздраженно: „Я не возьму тебя за ручку!“ – и это длится и длится. И когда они поравнялись со мной, он сказал: „Слушай сюда!“ Она послушно подняла голову наверх. – Когда тебя сегодня бабушка спросила: „Кого ты больше любишь – дедушку или бабушку“, ты что сказала? – Бабушку! – Я не возьму тебя за ручку, все! – и дедушка продолжил шагать. Вот этот гнев и возмущение дедушки я передал Утёсову уже в Москве. Он сказал: „Ты неправильно все это рассказываешь! Тебе важно что – реальность или художественная правда?“… Я ответил, что мне, конечно, важнее художественная правда». Лёдя, что называется, «завелся»: «Теперь я еще раз убедился: Зяма, ты – не одессит. Во-первых, зачем надо было гулять у подъезда гостиницы „Красной“, когда лучше было любоваться гениальным, на мой взгляд, фасадом филармонии. Во-вторых, ты хоть знаешь, кто его построил? Великий итальянский архитектор Бернардацци. А на чьи средства? Конечно, лапитутники помогли. Их синагога была на нашей улице». И еще Леонид Осипович рассказал мне вот какую историю: «В последний мой приезд в Одессу после очередного концерта зрители меня долго не отпускали. А когда я, наконец, оказался на свободе, на улице остановил такси, открыл дверь, одной ногой вошел в машину, и вдруг меня хватает за рукав пиджака какая-то пожилая женщина, держащая за руку маленького мальчика, видимо внука (откуда взялась она так поздно на этой пустынной улице?). „Минуточку, – держа меня за рукав, сказала она, – посмотри, Вовочка, может быть, ты этого дядю видишь в последний раз. Когда я была маленькой, он уже был старый, его фамилия Утёсов“. Я быстро захлопнул дверь такси, а про себя подумал: больше я в Одессу никогда не приеду». И еще из воспоминаний Гердта об Утёсове: «Когда-то я ему подтекстовал песенку, кажется – „Кейзи Джонс“. Это была американская песенка. И ходил на репетиции в „Эрмитаж“ – я жил там неподалеку. Я очень любил его репетиции, с удовольствием улавливал, как и какие замечания он делал оркестру. Это сам по себе уже был спектакль. Оркестр, музыканты, знаете, это особые люди. Это люди, имеющие свой язык, и на этом языке они могут все выразить. В тот день, о котором вспоминаю сейчас, они были очень малоподвижны, хотя остроумие не покидало их. Утёсов бился с ними полчаса. Он пел: „Нет, нет, нет, нет, не забудет солдат…“ Особенно выразительно и задушевно звучало у него слово: „Нет!“ – а оркестр должен был вторить так же: „Нет, нет, нет, нет“. Но когда оркестр отвечал Утёсову, то это было плоско, а он продолжал биться над этим и говорил им: „Вы слушайте меня!“ – и продолжал: „Нет!..“ – а они опять плоско: „Нет…“ Полчаса длился этот поединок, и ничего не вышло – музыканты пели свою партию совершенно без чувства и без актерства»… Когда-то знавший Утёсова журналист Леонид Бабушкин поведал мне: «Мне кажется, что Леонид Осипович по-доброму завидовал Гердту. Зиновий Ефимович стал великим актером на сцене и в кино, но не менее велик он был, работая в Кукольном театре Образцова. Вот что услышал я однажды от Леонида Осиповича: „Я не раз видел Гердта, вернее его кукол в театре Образцова. И мысленно завидовал ему. Ужас моего легкомысленного искусства состоял в том, что когда я выходил на сцену, то это был поединок. Я видел глаза зрителей не только в первом ряду, но и во всем зале, и часто думал: „Как здорово было бы не выходить на сцену, а записываться только на пластинки“. Но вскоре понял абсурдность этой своей мысли. Я вижу глаза людей, на меня устремленных – доброжелательные, ласковые и преисполненные восхищения. И мне так хотелось петь! И чтобы каждый в переполненном зале думал, что я пою только для него“». И еще раз слово Гердту: «Я вспомнил дивную историю. Был в Центральном доме литератора какой-то военный вечер. И вот мы выпиваем, а кругом – генералы, генералы, генералы. И вдруг „на огонек“ заходит Леонид Осипович Утёсов. А он зашел не выступать – просто так зашел. И один какой-то генерал сказал: „О, товарищ Утёсов нам сейчас что-нибудь изобразит“. На что Леонид Осипович без промедления ответил: „С удовольствием! Если товарищ генерал нам что-нибудь постреляет“». * * * Зимой 1995 года в Доме актера в Калошином переулке происходила презентация коллективного российско-израильского сборника «Гостевая виза (29 взглядов на Израиль)». В числе авторов сборника были Нонна Мордюкова, Борис Чичибабин, Евгений Леонов, Лев Разгон, Лидия Либединская, Марк Захаров, Александр Иванов, Борис Жутовский, Зиновий Гердт. В тот вечер наша «пятиминутка» (мы с Зиновием Ефимовичем условились, что длинных интервью делать не будем) получилась особенно длинной. В тот день я побеседовал с Гердтом вдоволь. Среди прочего Зиновий Ефимович говорил: «Вы знаете, я до конца так и не понимаю слово „национальность“. Мне кажется, что слово „одессит“ отражает скорее национальность, чем понятие географическое. Я не раз бывал в Одессе и обратил внимание, что люди различных национальностей, живущие в этом городе, очень схожи между собой. И дело не только в особом одесском жаргоне и дикции, а в восприятии жизни и отношении к ней. Роман „Двенадцать стульев“ написали русский Катаев и еврей Файнзильберг. Точнее же, эта книга рождена двумя одесситами…» В тот же день я был свидетелем разговора Зиновия Ефимовича с Лидией Борисовной Либединской. Листая книгу «Гостевая виза», Гердт с грустью заметил: «Здесь не хватает одного автора – Утёсова. Он так в Израиле и не побывал». А потом рассказал, что во время одного из автобусных переездов, кажется из Иерусалима в Нетанию, вся дружная российская компания попыталась что-то спеть хором. Не получалось. Евгений Павлович Леонов со свойственным ему спокойствием изрек: «А потому, что нет среди нас главного запевалы». На что ваш Игорь (Губерман – зять Лидии Борисовны. – М Г.) бойко ответил: «Его же может заменить Зиновий Ефимович Гердт». И тогда я с грустью ответил «Увы, Утёсов – незаменим». Гердт, разумеется, был на 70-летнем юбилее Утёсова и конечно же выступил на нем. Вот стихи, сочиненные им и прочитанные на этом юбилее: На вид сорока ему дать не могли бы, Произнеся эти строки, Зиновий Ефимович посмотрел в сторону Фурцевой, но Утёсов вмешался в процесс: «Зяма, разве ты не помнишь, что давным-давно Мудрый Соломон сказал: „Всё, что человеку суждено, придет ровно в срок“». На что Гердт заметил: «Соломон, безусловно, прав» и продолжил чтение своего послания: Когда человек уже дергает глазом И подойдя к сидящему в кресле Утёсову, приподняв правую руку вверх, сказал: «А теперь – допрос»: Ответь нам, Утёсов, на пару вопросов, Зал заливался смехом и аплодисментами. Разумеется, никто не думал, что уже близится полночь – ведь вечер начался с опозданием более чем на час, поскольку задержалась главная гостья Фурцева. Тут Зиновий Ефимович сказал в микрофон: «Основное мое послание впереди». И продолжил: «Вы ведь еще не знаете главного о нашем юбиляре»: Потом, подрастя, он пробрался на сцену, «А мы его всё же даем!» – торжественно завершил Зиновий Ефимович под гром аплодисментов. Давно уже нет среди нас ни Утёсова, ни Гердта, но память о их таланте, человечности, обаянии продолжает жить. См.: https://biography.wikireading.ru/113403
Просмотров: 134 |
|
Дата: 18.11.2021
|
Накануне своего 70-летия Михаил Семенович попросил об отставке. Просьба его была удовлетворена. Чувствовал он себя очень скверно, хотя тщательно это скрывал. «Без дела» он прожил меньше года. За его спиной осталось пять десятков лет службы России не за страх, а за совесть. В высшем воинском звании России – фельдмаршальском – Михаил Семенович Воронцов скончался 18(6) ноября 1856 года. Эта утрата вызвала глубокую скорбь во всей Российской империи и особенно в Одессе, в городе, который в воронцовскую эпоху достиг высшего экономического и культурного расцвета. Воронцов с большими почестями был похоронен в Спасо-Преображенском кафедральном соборе. Крупная личность многогранна. Грани личности Михаила Семеновича настолько разнообразны и ярки, что остается только восхищаться тем, как они органично сочетались в одном человеке. Великом человеке. Принято считать, что первый памятник за заслуги перед Отечеством Светлейшему князю М. С. Воронцову открыли в Одессе (ну конечно, а где же ещё) 8 ноября 1863 года в день святого Михаила. Затем уже 22 марта 1867 года состоялось открытие второго памятника в Тифлисе. Деньги на него также собирали всем миром. На лицевой стороне пьедестала была надпись: «Светлейшему князю Михаилу Семеновичу Воронцову благодарные соотечественники. 1863 г.». См.: https://vk.com/odlistok
Просмотров: 116 |
|
Дата: 18.11.2021
|
Друзья, ждём вас на спектакль! Спрашивайте, отвечу на все вопросы! https://vk.com/elenaternovayi
Просмотров: 112 |
|
Дата: 18.11.2021
|